В конце они оба умрут читать онлайн, В конце они оба умрут [Адам Сильвера] (fb2)
Мое отношение к смерти нельзя назвать наивным. Причем в буквальном смысле. Жданов 5 недель 6 дней назад Думает 7 недель 1 день назад Замечания к А. Подборки с этой книгой.
Лингвистический анализ текста: Приблизительно страниц: страниц - близко к среднему Средняя длина предложения: Вход в систему. Запомнить меня. Регистрация Забыли пароль? Последние комментарии. Re: "Посторонние" уже не те Думает 45 минут 13 секунд назад Re: "Посторонние" уже не те Думает 53 минут 30 секунд назад Re: "Посторонние" уже не те ANSI 1 час 5 минут назад.
Новое на форуме. V Ошибка Девочки-с-пальчик 2 недель 5 дней назад Баста, карапузики! Последние записи в блогах. Буктрейлер книги "Московский дневник. Кларк Встреча с медузой перевод Л. Жданов 5 недель 6 дней назад Думает 7 недель 1 день назад Замечания к А. Кларк "Прятки". Ехилевской версия 2. Все впечатления. Рейтинг: 0 0 за, 0 против. Книга 1 Боевая фантастика Поскольку я несколько «подзациклился» на одном поджанре — решил «заценить» новую серию из раздела Eve-вселенная. DXBCKT про Дроздов : Князь Мещерский Альтернативная история Поскольку уже в части предыдущей герой фактически достиг «своего потолка» как и в плане наград, должностей, так и в плане помолвки с … было очень интересно увидеть — куда же именно «повернет» автор дабы развить тему «с малыми перспективами» Ну а поскольку сам ГГ давным давно не довольствуется простой работой хирурга пусть и даже «на высших командных должностях» приближенных «к его императорскому величеству» , то на первый подробнее В конце они оба умрут [Адам Сильвера] fb2 Книга устарела и заменена на исправленную Адам Сильвера Самиздат, сетевая литература В конце они оба умрут Кб, с.
Добавлена: Не проходит и минуты, как раздается звонок. Обычная мелодия, а не сирена Отдела Смерти, от которой замирает сердце. Это Эйми. Если бы я пошутил, она бы точно убила меня за ложную тревогу. Мне нужно тебя увидеть. Здесь капец как спокойно, будто я мог бы провести тут весь день и дожить до завтра. Может быть, лет восемьдесят, но столько у меня нет, а взять себя в руки и рассказать все прямо сейчас я не готов.
Давай встретимся там? Оставайся в церкви, я сейчас приеду. Ничего смешного, Руфус. Мне нужно максимум тридцать минут. Мы встретимся раньше, чем Пек до нее доберется, и я успею рассказать историю со своей стороны. Думать обо всем этом мне не хочется; я просто хочу встретиться с Эйми и попрощаться с плутонцами как друг, которого они знают, а не как чудовище, которым я стал этой ночью.
Пока, Эйми. Я вешаю трубку раньше, чем она успевает возразить. Потом сажусь на велосипед, в то время как телефон вновь начинает трезвонить. Я проверяю время: Есть вероятность, что кто-нибудь из плутонцев тоже получит предупреждение. Я им этого не желаю, но, быть может, мне не придется умирать одному. А может, такова моя участь. Но и отвести взгляд от него невозможно, потому что у каждого зарегистрированного в системе Обреченного есть история, которой он хочет поделиться.
Когда кто-то выставляет перед вами свой жизненный путь, невозможно отвернуться, даже если вы точно знаете, что в конце этого пути он умрет. Если я не выйду из дома, то смогу помочь кому-нибудь онлайн. На форуме есть пять вкладок: «Популярное», «Новое», «Рядом с тобой», «Платные посты», «Случайное» — и я, как обычно, первым делом просматриваю рубрику «Рядом с тобой», вдруг кого узнаю А впрочем, я бы не отказался с кем-нибудь потусоваться.
Я наугад выбираю Обреченного. Уверен, все у него пройдет гладко. Затем перехожу к следующему аккаунту. Раньше он работал эсэмэмщиком в компании, производящей газировку. Марк не уверен, что успеет повидаться с дочерью. Этот Обреченный как будто бы стоит передо мной и щелкает пальцами прямо у меня перед носом. Я должен повидать папу, даже несмотря на то что он без сознания.
Он должен знать, что я приходил к нему перед смертью. На ней он помогает мне задуть свечи на торте с персонажами из «Истории игрушек», который я получил на шестилетие. На самом деле свечи он задул тогда сам, а я над ним хохотал.
Мы с папой никогда не ссорились настолько серьезно, чтобы больше друг с другом не разговаривать. Я вынимаю фотографию из рамки, складываю ее и прячу в карман. Не думаю, что папу расстроят заломы. Потом встаю. Хочу, чтобы он ощутил умиротворение, как в самый обычный день, прежде чем кто-нибудь скажет ему, что меня не стало.
Я покидаю его спальню, полный решимости выйти из дома, но вдруг замечаю в раковине гору грязной посуды. Клянусь, это не отмазка, чтобы не выходить из дома.
Честное слово. РУФУС Раньше мы носились по улицам на великах, как будто у нас в буквальном смысле слетели тормоза, но сегодня все иначе. Мы проезжаем мимо клуба «Кладбище Клинта», который каждый вечер открывает двери Обреченным. Мы оставляем велосипеды у лестницы, бежим к двери, заходим. Затем свободно, не на цыпочках идем по дешевой черно-белой плитке в коридоре прямиком в гостиную.
В гостиной камин, который не работает, но выглядит шикарно. Стены покрашены в оранжевый, и благодаря им я в этом году настроился на осень еще летом. А вот диван, на котором мы по очереди спали, потому что он куда удобнее наших кроватей. Мы поднимаемся на второй этаж, где располагается наша спальня.
Только подумай, сколько всего ты успел сделать с тех пор, как сюда попал. Хорошо, если у меня есть хотя бы часов двенадцать. Он выступает в защиту панд, хотя его лучший друг вот-вот умрет. Не, ну правда! СМИ сойдут с ума, чувак будет постить селфи, и Я не панда, и средствам массовой информации на меня плевать.
Ты можешь стать исключением! Запрем тебя внутри, и все. Не могу себе позволить сорваться в их присутствии. У Тэго снова начинается тик.
Я не сразу понимаю, что он имеет в виду. Покончить с собой я не планировал. Меня оставляют одного в комнате. Белье, которое мне больше не нужно стирать. Задание на лето, которое не придется заканчивать — да и начинать тоже. Я укутываю им плечи. Офигенные были времена. После расставания Эйми не просила вернуть ей одеяло, кажется, потому что не хотела меня отпускать.
Одеяльце будто бы намекало, что у меня все же есть шанс ее вернуть. Эта комната капитально отличается от той, в которой я вырос: бежевые, а не зеленые стены, две дополнительные кровати и соседи по спальне. И все же здесь есть ощущение дома. Здесь я узнал, что люди могут значить куда больше, чем вещи. Малкольм, например, вы гчил этот урок тогда, когда пожарные тушили пламя, поглотившее его дом, родителей и все, что он любил.
У нас тут все просто. Уйду отсюда. Я так не хочу уходить. Как резюмировать жизнь всего в восьми словах? Он умер там, где жш: в своей спальне. Жизнь насмарку. Дети и те меньше боятся рисковать. Надо придумать что-то получше. Все ждали от меня большего, включая меня самого, — это нужно учитывать. У меня остался всего один день. Здесь лежит Матео: он жил для всех. Я нажимаю кнопку «отправить». Назад пути нет. Да, текст еще можно отредактировать, но обеш;ания не забирают, а я только что пообещал миру, что буду жить для всех.
Я не могу сделать это один, не могу выйти из дома в одиночку. Лидию втягивать нельзя. Как только я отсюда уйду не если, а когда , я зайду к ней и Пенни, но ничего не скажу. Может, позже отправлю открытку, в которой все объясню, пока буду гулять по городу и доживать свой день. Мне нужен наставник, который одновременно станет мне другом. Или друг, который послужит наставником. Безо всяких обязательств. Меня это расстраивает: не могу избавиться от ощущения, что человек стоит куда дороже восьми баксов.
Помню, я читал на «Обратном отсчете», как одна Обреченная познакомилась с Последним другом и стала обновлять блог так медленно, с перерывами в несколько часов, что многие в чате решили, что ее уже нет. А после ее смерти тот самый Последний друг написал о ней краткую траурную речь, которая рассказала мне об Обреченной больше, чем я узнал из всех ее постов. Но все не всегда так мило. Когда я читал эту историю, у меня чуть сердце не разорвалось.
Это одна из многих причин, почему мне так трудно довериться миру. Думаю, приложение «Последний друг» может быть мне полезным. И все же я не могу понять, что грустнее: умереть в одиночестве или в компании того, кто не только ничего для тебя не значит, но и сам плевать на тебя хотел.
Время уходит. Я должен попытаться найти в себе мужество, как это сделали сотни тысяч других Обреченных. Можно сходить в «Арену путешествий» на юге Манхэттена,. Загрузка происходит молниеносно, будто процессом управляет некое наделенное сознанием существо, которое понимает: весь смысл его существования напрямую связан с тем, что прямо сейчас у кого-то истекает время.
У приложения синий интерфейс. Компания «Последний друг Инкорпорейтед» выражает вам свое искреннее сочувствие в связи с вашей кончиной. Глубочайшие соболезнования тем, кто любит вас, и тем, кому так и не суждено с вами познакомиться. Мы надеемся, что с нашей помощью вы найдете близкого человека, с которым проведете свои последние часы. Просим вас заполнить профиль для получения более точных результатов.
Но он уже две недели в коме и, возможно, выйдет из нее уже после того, как меня не станет. Я хочу, чтобы он мной гордился, хочу успеть проявить себя.
Я не могу и дальше быть мальчиком, который ходит с низко опущенной головой, потому что так обкрадываю себя, лишаю общения со всеми вами. Наверное, стоило бы познакомиться с некоторыми из вас куда раньше.
Список того, что нужно успеть: Я хочу пойти в больницу и попрощаться с отцом. После — зайти к лучшей подруге, но не говорить о том, что умираю. Потом — понятия не имею. Я хочу сыграть важную. Последние нысли: Я не упущу своего шанса. Я нажимаю «Отправить». Потом натыкаюсь на селфи в зеленой кепке Луиджи, которую выиграл в июне в онлайн-состяза- нии по Mario Kart.
Так что никакого фото они от меня не получили. Кто бы мог подумать, что я ошибался. И их ожидания будут строиться именно на том, что они увидят в моем профиле. Не могу даже представить, что в свой Последний день окажусь в городе без велика.
Я хватаю шлем: безопасность превыше всего. В последний раз оглядываю комнату. Я не теряю самообладания. Правда, ничего подобного. Даже вспоминая, как гонял с ребятами мяч. Не выключая свет, я выхожу в коридор и оставляю дверь открытой, чтобы Малкольму и Тэго не было жутко возвращаться в нашу комнату. Малкольм слабо улыбается. Я знаю, что на самом деле он на грани истерики, да и не только он.
Значит, не исключено, что я сегодня погибну от руки опекуна. Есть правило: если ты не будильник, не буди его. Я спускаюсь вслед за Малкольмом по лестнице. Тэго, Дженн Лори и Фрэнсис ждут внизу. Они ничего не говорят. Первое, о чем я хочу спросить, — нет ли новостей от Эйми например, о том, что ее задержала дома тетя , но так нельзя.
Я просто искренне надеюсь, что она не передумала и по- прежнему хочет со мной повидаться. Все будет хорошо. Я возьму себя в руки и сосредоточусь на тех, кто сейчас рядом. У Фрэнсиса сна ни в одном глазу. Чистый идиотизм, ведь Тэго у нас настояш;ий гений-парикмахер.
Я сейчас не шучу. Этому чертяке точно нужно однажды открыть свой барбершоп и забить на амбиции стать великим сценаристом. Правда, Фрэнсис для фейда уже слишком седой. Она обнимает меня, плачет мне в плечо, и это первое мое объятие после звонка Отдела Смерти. Я не хочу ее отпускать, но нельзя сейчас стоять на месте. Дженн остается рядом со мной, а я пялюсь в пол.
Я пожимаю плечами. Понятия не имею, как себя вести. В школе не учат искусству брать себя в руки перед лицом смерти, особенно когда тебе семнадцать лет и ты здоров. Хватит уже серьезности, я хочу, чтобы они посмеялись. Кто со мной? Я ударяю кулаком по ладони, показываю «ножницы», но никто не присоединяется к игре.
Я переигрываю, на этот раз показывая «камень», — но эффект прежний. В следующую минуту мы играем еще несколько раундов. Фрэнсиса и Дженн Лори побить легко. Я предлагаю сыграть Тэго, и «камень» бьет «ножницы».
Думаешь, я стану обманывать Руфа в такой день? Я по-дружески пихаю Тэго в плечо. Я мчусь к двери, и сердце бешено стучит. Я мотаю головой. На Пека и его изуродованное лицо. На Пека, которому я совсем недавно сказал, что не хочу его видеть до конца своих дней. Я просматриваю их ники и чувствую себя почти как в первый день занятий в школе. Я волнуюсь, не зная, с чего начать, — но тут мне приходит сообщение. В моих входящих появляется ярко-голубой конверт, он пульсирует и светится, ожидая, что его откроют.
Темы у сообщения нет, только базовая информация: «Венди Мэй Грин, 19 лет. Пол: женский. Манхэттен, Нью-Йорк в двух милях от вас ». Кликаю на ее страничку. В конце мая меня уже не будет, Венди Мэй. Интересно, давно ли она зарегистрировалась в приложении? И говорили ли ей, что. Их можно принять за хвастовство, мол, смотрите, как долго мне еще жить на свете.
Потом я нажимаю на фото. Открываю сообщение. Венди Мэй Г. Однако грубить я все равно не намерен. Матео Т. Спасибо, ты тоже любишь отличные книги. Не хочу выходить из дома, хотя знаю, что надо. Нет, на самом деле жесть как струсил. Доброй ночи, Венди Мэй. Просто родителям сложно сейчас сходить с ума, потому что мамы давно нет, а папа лежит в коме. Я выхожу из разговора, пока она что-то еще печатает, и на всякий сяучш блокирую ее. Потом приходят другие сообщения, уже с темами. Тема: косячок?
Кевин и Келли. Пол мужской. Бронкс, Нью-Йорк в четырех милях от вас.
Тема: Мои соболезнования, Матео классное имя Филли Бузер. Манхэттен, Нью-Йорк в трех милях от вас. Тена: Хреново умирать, да? Элл Р. Пол женский. Я игнорирую Кевина и Келли. Удаляю сообщение Дж. Отвечу на сообщение Филли, оно было первым по очереди. Филли Б. Как дела? Держусь из последних СИЛ- Тупая фраза, да? Уверен, тебе непросто. Не могу сказать, что очень жду дня, когда Отдел Смерти позвонит мне. Ты болен или что? Рановато умирать. С ужасом гадаю, что же произойдет.
По-моему, ты классный парень и не заслуживаешь смерти. Так что приходи ко мне в гости. Это будет наш секрет, но у меня есть лекарство от смерти. В штанах. Я блокирую Филли и открываю сообщение Элл. Может быть, третья попытка будет удачной.
С рукоприкладством она никогда не шутит, потому что ее предки однажды реально перегнули палку: пришли грабить ночной магазин, а в итоге покалечили владельца и его двадцатиоднолетнего сына.
Ты башкой своей думал? Сейчас рядом с ним Дженн Лори, прижимает лед к его лбу. На нее смотреть я тоже не могу.
Я ужасно ее разочаровал, и без разницы, умру я сегодня или нет. Тэго и Малкольм встали по бокам от меня. Эйми хватает меня за запястье и втаскивает в гостиную. Звонит Отдел Смерти, и ты, мать твою, вдруг решаешь, что вправе накидываться на кого угодно? Видимо, Пек не сказал ей, что я начал его лупить еще до звонка. Я планировал на него напасть.
Это меня убивает. Я психанул. У меня всегда были дерьмовые оценки. Мне почти восемнадцать.
Тебя я потерял. Я чувствовал себя полным ничтожеством, и Пек примерно об этом всем трепался. А потом Эйми со мной порвала. Ей хотелось начать.
С Пеком. И врать сейчас об этом тоже бессмысленно, как ты уже заметил. Даже в день твоей смерти. Ты был рядом, когда мне надо было закатить истерику или сорвать на ком- то злость. Ничтожества не могут вызывать столько эмоций. Я прижимаю ее к себе, потому что сказать мне больше нечего. Эйми совсем близко, и я отодвигаюсь, чтобы увидеть ее лицо. Эйми смотрит мне в глаза, я подаюсь вперед В гостиную заходит Тэго и закрывает рукой глаза. Я отстраняюсь. Это твой день. Прости, то есть не твой день, это же не день рождения, а наоборот.
Она не размыкает объятий до тех пор, пока все остальные не заходят в гостиную. Я жду того мига, когда уже после похорон мы с плутонцами обнимемся нашим особым плутонским объятием. Я остаюсь сидеть посередине дивана. Малкольм садится слева от меня, Эйми — справа, а Тэго пристраивается у моих ног. Пек близко не подходит. Играет во что-то на телефоне Эйми. Это первые прижизненные похороны Обреченного, на которых я присутствую. Из-за этого я чувствую себя уязвимым, точно под прожекторами, и на глаза наворачиваются слезы.
Так, например, бывает, когда кто-нибудь поет мне «С днем рожденья тебя». Честно, каждый год одно и то же. Никогда не бывает иначе. Не бывало. Ты никогда не плакал, даже если на то были все основания, как будто пытался что-то доказать. Пару дней ты ни на кого из нас не смотрел. Я была. Пустота шутри лежала на тебе громадным грузом, пока ты не нашел друзей.
И даже нечто большее. Я поворачиваюсь к Эйми, она не сводит с меня глаз. Точно так же она смотрела на меня при расставании.
Я знаю, что говорит он не о сегодняшней ночи. Умирать хреново, кто поспорит, но оказаться в тюрьме, когда вокруг кипит жизнь, должно быть, еще хуже. Он хрипло откашливается, как будто что-то застряло у него в горле; изо рта вылетает капля слюны. Но при этом он точно поможет тебе с заданием по алгебре и умеет хранить секреты. Об этом я говорил бы в тразфной речи в его честь. Ты наш братан, Руф. Все это бред. Я серьезно, заткнись. Это жизнь. Я ничтожество, которое даже упаковщиком овощей долго проработать не может, а ты Я весь горю и от избытка чувств сильно бью его по руке.
Не извиняюсь. И никакое ты не ничтожество, ты еще можешь взяться за ум. Тэго встает и массирует шею, чтобы немного унять свой тик.
Как не даешь мне убить Малкольма за то, что он жрет с наших тарелок и не смывает за собой в туалете по- нормальному. Я думал, что буду до старости видеть перед собой твою рожу.
Потом поднимает глаза к потолку, будто ожидая, что сейчас сверху на нас свалится похоронная пиньята. Никто не произносит ни слова, все только плачут сильнее. Хочется утешить их и все такое, но я никак не могу выйти из оцепенения. Столько времени я мучился от чувства вины, что выжил, потеряв всю семью, и вот теперь не могу преодолеть этот странный прилив новой вины, вины Обреченного, который умирает, оставляя свою банду на земле.
В центр комнаты выходит Эйми, и мы понимаем, что сейчас все будет жестко. Типа, что, правда случилась трагедия, а это все, что ты чувствуешь? Не знаю, что все эти люди должны были, по моим представлениям, чувствовать, но сейчас я понимаю: фраза эта прямо в яблочко. У меня есть еш;е одно клише, ну и пофиг, я скажу.
Я хочу проснуться. Эйми прислоняет руку к груди и всхлипывает. Ее рука резко опускается. Только один человек в комнате не удивлен и сохраняет самообладание. Она выхватывает из его рук свой телефон. Твою ж мать. Не знаю, как Пек это сделал, я не видел, чтоб он звонил в Плутоне, но по его вине копы прибыли прямо на мои похороны.
Надеюсь, Отдел Смерти позвонит ему уже через пару минут. Раздается стук в дверь. Дженн Лори утсазывает пальцем на кухонную дверь: — Сюда. Я хватаю шлем и спиной иду к кухне, оглядывая всех плутонцев.
Я мотаю головой и выбегаю через заднюю дверь, хватая ртом возд гх. Полицейская машина припаркована у дома, но оба полицейских, должно быть, уже вошли внутрь, а то. Я хватаю велосипед, несусь с ним по тротуару и вскакиваю на сиденье, едва набираю скорость. Я не знаю, куда еду, но не останавливаюсь.
Я пережил собственные похороны, жаль лишь, что к этому моменту я еще не умер. После этого я сразу закрыл приложение. Честно признаюсь, я чуть больше уверился в том, что правильно прожил свою жйзнь, потому что люди бывают отвратны. На экране значок загрузки, мое сердце колотится, и вот снова появляется Коув. Как новенький. Хорошо ему. Я не смогу воскреснуть как он. Пропадаю тут в четырех стенах и Книжный шкаф в моей комнате состоит из двух секций.
В голубой, что внизу, хранятся мои любимые книжки, от которых я никак не мог уговорить себя избавиться, хотя каждый месяц дарю что-нибудь больнице для подростков в моем квартале. Я бегу к колонкам и вот-вот готов разбить их об стену, но в последнюю секунду останавливаюсь. Колонки и фортепиано дразнят меня, напоминая о тех временах, когда я бегом бежал домой из школы, чтобы как можно больше времени провести наедине с музыкой, пока со смены в швейном магазине не вернется папа.
Я пел, но не очень громко, чтобы соседи не слышали. Я срываю со стены карту мира. Я рву карту на куски, и все страны и города летят мне под ноги. Тут такой разгром. Я, как герой какого-нибудь фэнтези- блокбастера, стою среди развалин опустошенной войной деревни, которую разбомбили не сумевшие найти меня злодеи.
Только вместо разрушенных зданий и обломков кирпичей на полу валяются книги, вверх обложками, вверх переломанными корешками, а другие стопками лежат друг на друге. Клянусь, поэтому, а не потому, что ищу повод не убирать комнату. Коув стоит в исходной точке игры, в его руке праздно болтается посох. Я должен что-то сделать. Я снова беру в руки телефон и открываю приложение «Последний друг». Надеюсь, на этот раз мне повезет не наткнуться на людей опасных, как сухопутные мины.
Если бы две недели назад — то глашатай прервал бы мой спор с парнями о том, что герои Marvel круче героев DC а может, я даже предложил бы ему поделиться своим мнением. Но нет, звонок раздался именно сегодня, когда я избивал Пека, после чего Эйми приташ;ила его ко мне домой для очной ставки и Пек втянул во все копов, на полуслове оборвав мои похороны. И вот теперь я на сто процентов одинок.
Надеюсь, это не по мою душу. Я еду еще несколько минут, а потом останавливаюсь между «Макдональдсом» и заправкой.
Хотя это не точно, я же не Джеймс Бонд, у меня нет руководства по тому, как скрываться от плохих парней. Черт, а ведь я плохой парень. Но двигаться дальше я просто не могу.
Сердце скачет на первой космической, ноги горят огнем. Нужно передохнуть и восстановить дыхание. Я сижу на обочине у заправки, пахнет мочой и дешевым пивом. На стене рядом с насосами для велосипедных шин изображено граффити с силуэтами двух людей. Ни хрена мне не дают прощаться по-человечески. Ни семью свою не обнял в последний раз, ни плутонцев. Черт, дело даже не в прощании. Мне не удалось поблагодарить людей за то, что они для меня сделали.
Фрэнсиса за его. Но теперь назад дороги нет. Может, не надо было сбегать. Я должен отблагодарить плутонцев. В последнее время я, конечно, наворотил делов, но я хороший парень. Малкольм и Тэго не дружили бы со мной, если бы это было не так, а Эйми не стала бы моей девушкой, будь я мразью. Они не могут быть со мной рядом, но это не значит, что я обязан провести сегодняшний день в одиночестве. Я ужасно не хочу быть один. Я рассматриваю силуэты людей.
После смерти моей семьи я клялся и божился, что гмру в одиночестве. Может, так и будет, но то, что я остался один на Земле, не означает, что я не имею права на Последнего друга. Я знаю, что во мне живет хороший Руфус, Руфус, которым я всегда был. Может, Последнему другу удастся его обнаружить? Я, конечно, не фанат торчать в приложениях, но и морду бить, честно говоря, тоже, — так что уже вышел из зоны комфорта.
Я захожу в магазин приложений и скачиваю «Последнего друга». Я регистрируюсь как Обреченный, заполняю анкету, за- гр гжаю старое фото из инстаграма — и готово. Один парень, правда, затирает какую-то фигню о том, что у него в штанах лекарство от смерти, и, черт, я предпочту лучше смерть.
MATEO Я меняю установки профиля: теперь меня могут видеть только девушки и парни в возрасте от шестнадцати до восемнадцати лет. Люди старше больше не будут ко мне приставать. Мне всегда нравилось это имя. Я кликаю на его профиль. Список того, что нужно успеть: доделать дела Последние мысли: Пора. Я наделал ошибок, но уйду как полагается.
Мне нужно больше времени, больше жизни, а этот Руфус Эметерио уже смирился со своей судьбой. Может, он потенциальный самоубийца. Если Руфус на самом деле готов себя убить, мне лучше не находиться рядом — из-за него может не стать и меня. Но моя теория разбивается вдребезги о его фото: он улыбается, у него приветливые глаза. Я с ним поболтаю и прислушаюсь к интуиции, вдруг он станет тем самым парнем, чья честность поможет мне взглянуть на себя по- новому. Напишу ему. Он не просто ответил.
Думаю оставить ее дома. Не хочу привлекать лишнее внимание. Руфус Э. Кепка Луиджи — это тебе не просто бейсболка, так? А ты что, еще не вышел из дома?
Ты же хочешь чем-то заняться? Чего тогда ждешь? А еще потому, что на свете есть «Последние друзья», которые утверждают, что у них. То есть не с самим его хреном, конечно.
Я пожаловался на него в поддержку, а потом заблокировал. Клянусь, я лучше, чем тот идиот. Хотя это мало что обо мне. На секунду экран полностью чернеет, а потом появляется незнакомец с лицом Руфуса, которое я видел на его странице. В защиту моего слишком богатого воображения скажу: Руфус уже грубо выманил меня из моего мирка в мир внешний, так что Это я, Матео. Там, откуда он звонит, очень яркое освещение, которое слепит экран, но я все равно различаю его смуглое лицо.
Интересно, почему он так вспотел. Короче говоря, я был рядом с родителями и сестрой, когда машина съехала с дороги и упала в Гудзон, и мне пришлось стать сввдетелем того, как они умирают. И я не хочу, чтобы мои друзья тоже жили с чувством вины.
Хочу просто сразу тебя предупредить, убедиться, что ты не против. Возможно, мне придется увидеть, как он умрет, а возможно, и наоборот, и когда я думаю об обоих вариантах, к горлу подступает тошнота. Не то чтобы у меня с этим парнем уже установилась какая-то глубокая связь, нет. Но при мысли о том, что я могу увидеть чужую смерть, мне делается грустно, тошно, невыносимо.
Потому он и спрашивает. Мне это по силам. Давай тогда обсудим, почему ты не выходишь из дома. Не важно, последний ты мне друг или нет. Ты должен пойти мне навстречу, Матео, — говорит Руфус. Он произносит мое имя, и я чуть успокаиваюсь. В какой-то момент я вообще думал, что оно того не стоит. Из безопасной квартиры меня так просто не выманишь. Но родители и сестренка не того мне желали. Уж если я могу, все потеряв, изменить отношение к жизни, то и тебе, чувак, нужно это сделать, пока не поздно.
Не упускай свой шанс. Я не упущу свой шанс. Эти слова я написал в профиле. Каким-нибудь виртуальным рукопожатием? Где встретимся? Я сейчас у аптеки к югу от Он прищуривается. Это не ловушка, клянусь. Я испытываю такое же облегчение, как когда Андреа из Отдела Смерти назвала меня чужим именем и я подумал, что мне посчастливилось урвать еще кусочек жизни. По крайней мере, мне так кажется. Он не прощается, нет. Просто задерживает на мне взгляд, будто пытаясь составить обо мне мнение или гадая, не заманиваю ли я его в капкан на самом деле.
Постарайся не умереть до того, как я доеду. Руфус кивает и заканчивает видеочат. Не важно, сколько раз на перекрестке будем вертеть головой вправо и влево. Не важно, как мы будем жить: в конце мы оба умрем. Дмсон Л. В промеж ггке с полуночи до трех часов ночи Андреа позвонила шестидесяти семи Обреченным.
Якобы быстрых и скомканных. Андреа, хромая, выходит из здания с тростью в руке. Потерять работу сейчас будет очень некстати. Не говоря уже о том, что эта работа — единственное, в чем она хороша. Правило первое и единственное: Обреченные — это уже не люди. И все. Она не может поправить им подушки или приготовить последний ужин, не может продлить им жизнь. Она не тратит сил на молитвы.
Не хочет вникать в истории жизни этих людей или оплакивать их. Она просто говорит, что сегодня они умрут, — и идет дальше. Но за них она прожить его не может. Это их собственная задача.
Свою роль она уже исполнила. И сделала это достойно. Да нет, он классный. Сразу видно, слишком много копается в себе и, возможно, уж слишком антисоциален. Если нет, всегда можно разойтись. Это, конечно, отстой, потому что тогда получится, что мы впустую потратили время, которого у нас нет, но делать нечего.
Как бы то ни было, появление Последнего друга должно немного успокоить моих друзей: они перестанут волноваться, что я блуждаю по городу один-одинешенек.
По крайней мере, от этого мне становится ч пгочку легче. Малкольм и его л гчший друг Тэго не поделились с полицейскими ни единым соображением по поводу того, куда, по их мнению, мог направиться Руфус.
Он спорил с полицией и сопротивлялся аресту, но самое слабое звено его плана заключалось в том, что он не смог предупредить о нем Тэго, который тоже бросился спорить с копами, причем еще агрессивнее, чем Малкольм. Сейчас Малкольм и Тэго едут в полицейский участок. Он больше не цыкает себе. Он уже упылил на Он прекрасно знает, что Руфус умчится от полиции на велосипеде, но ему дико не хочется, чтобы они начали ловить на улице велосипедистов и нашли его. Если он им так уж сдался, пусть поработают.
Малкольм не может подарить другу еще один день жизни, зато подарит ему немного времени на жизнь. Если, конечно, Руфус все еще жив. Малкольм никогда в жизни не дрался, хотя многие по его внешнему виду делают вывод, что он сильный и жестокий малый.
Он выше остальных парней на полголовы и весит под девяносто килограммов. Да, у него телосложение тяжелоатлета, но это вовсе не означает, что он хулиган. Но у них обоих останется жизнь. Малкольм смотрит в окно в надежде ухватить взглядом хотя бы тень Руфуса, поворачивающего за угол на своем.
Он плачет, потому что самое большое преступление, которое сегодня случилось, — это то, что он не успел обнять лучшего друга на прощание. Меня мгновенно бросает в пот: что, если это не Руфус? Хотя кто еще будет стучаться в мою дверь так поздно ночью Или Руфус, но с ним банда квартирных воров или типа того? Он смотрит прямо на меня, хотя я уверен, что ему меня не видно. Потом открываю дверь и вижу перед собой вполне себе трехмерного Руфуса, не такого, как в видеочате или в дверном глазке.
Он кивает мне. Не улыбается, ничего такого, но все равно при этом выглядит дружелюбно. Мое сердце бешено стучит, я подаюсь вперед и выглядываю в коридор, чтобы проверить, не спрятались ли у стены его друзья, готовые выпрыгнуть и отнять то малое, что у меня есть. Но в коридоре пусто, и теперь Руфус уже улыбается. Я волнуюсь. Ладонь у него влажная. Почти, — отвечаю я. Он пришел прямо к моей двери, чтобы составить мне сегодня компанию, вывести меня за пределы моего храма и жить до тех пор, пока жизнь не иссякнет.
Я не приглашаю его войти, но он и сам не переступает порога. Я запираю ее. Руфус направляется к лифту, а я — в противоположную сторону. Я подхожу к лифту и украдкой поглядываю через плечо на Руфуса, этого незнакомца, который идет за мной. Я не чувствую напряжения, но веду себя настороженно. А еще что его сегодня тоже не станет. Лифт — это опасно. В лучшем случае? Мы застрянем. В худшем? Слава богу, со мной Руфус, и он включает голову вместо меня.
Думаю, Последние друзья исполняют еще и роль наставников. Мы спускаемся без происшествий. Я заношу руку над дверью подъезда, но не могу ее открыть. Меня даже посещает надежда, что я и только я — прости меня, Руфус, — могу победить смерть. Сладкая секунда в отрыве от реальности. Он на меня давит, но в этом вся суть наших с ним взаимоотношений.
Я выхожу из подъезда, но, оказавшись за порогом, сразу останавливаюсь. В последний раз я был на улице вчера днем, возврапцался от папы из больницы.
Я рассматриваю здания, среди которых вырос, но на которые никогда не обрапдал особого внимания. В окнах моих соседей свет. Слышно даже, как какая-то пара громко занимается любовью, как раскатисто смеются за кадром зрители в комедийной программе; из другого окна тоже доносится смех: возможно, кто-то шумно реагирует на вульгарное юмористическое шоу, на щекотку любимого.
Руфус хлопает в ладоши и выдергивает меня из транса. Потом подходит к ограде и снимает замок со своего стального серого велосипеда. Все сделать все равно невозможно. Лучше плыть по течению. Какую тупость я сморозил.
