Толстой детство что за человек был мой отец слушать
Все в их доме было подчинено интересам его творчества. Аракчеев и «аракчеевщина». Мне казалось, что она это сделала потому, что ей надоело читать такие дурные и криво написанные стихи, и для того, чтобы папа мог сам прочесть последний стих, столь явно доказывающий мою бесчувственность. Москва , СССР.
В жизни А. Wie glauben sie? Blauer Himmel!
Вот еще, еще. Толстого «Отрочество». Старший брат. Cобытия, лица и места из реальной жизни Толстого, описанные им в повести «Отрочество». Переезд в Москву.
Смена гувернера. Ссора с братом. Смерть бабушки. Мои занятия.
Толстого «Юность». Экзамен истории. Cобытия, лица и места из реальной жизни Толстого, описанные им в повести «Юность». Чтение французских романов. Произведения, которые читает Николенька, в возрасте своего героя читал и автор повести.
Поступление в университет. Правила жизни. Проверьте, насколько хорошо вы знаете трилогию «Детство», «Отрочество» и «Юность» и историю ее создания. Сколько лет было Льву Толстому, когда повесть «Детство» была впервые опубликована?
В 29 лет писатель закончил работу над трилогией — в году была опубликована «Юность». В этом возрасте Толстой закончил работу над трилогией — в году была опубликована «Юность».
Сколько лет Николеньке Иртеньеву в повести «Детство»? А вот и нет! Повесть начинается с упоминания возраста главного героя: «го августа Сколько детей в семье Иртеньевых? Детей было трое: Володя, Николенька, Любочка. Катенька — дочь Мими, гувернантки Любочки Иртеньевой.
Что Николенька подарил бабушке на именины? Я не мог прийти в себя от мысли, что, вместо ожидаемого рисунка, при всех прочтут мои, никуда негодные стихи и слова: как родную мать, которые ясно докажут, что я никогда не любил и забыл ее.
Впрочем, причина его веселья, как я узнал от Николая, состоит в том, что он в последнее время выиграл чрезвычайно много. Случается даже, что он вечером, перед клубом, заходит к нам, садится за фортепьяно, собирает нас вокруг себя и, притоптывая своими мягкими сапогами он терпеть не может каблуков и никогда не носит их , поет цыганские песни.
И надобно тогда видеть смешной восторг его любимицы Любочки, которая с своей стороны обожает его.
Иногда он приходит в классы и с строгим лицом слушает, как я сказываю уроки, но по некоторым словам, которыми он хочет поправить меня, я замечаю, что он плохо знает то, чему меня учат.
Иногда он потихоньку мигает и делает нам знаки, когда бабушка начинает ворчать и сердиться на всех без причины.
Вообще он понемногу спускается в моих глазах с той недосягаемой высоты, на которую его ставило детское воображение. Я с тем же искренним чувством любви и уважения целую его большую белую руку, но уже позволяю себе думать о нем, обсуживать его поступки, и мне невольно приходят о нем такие мысли, присутствие которых пугает меня. Никогда не забуду я случая, внушившего мне много таких мыслей и доставившего мне много моральных страданий.
Один раз, поздно вечером, он, в черном фраке и белом жилете, вошел в гостиную с тем, чтобы взять с собой на бал Володю, который в это время одевался в своей комнате. Бабушка в спальне дожидалась, чтобы Володя пришел показаться ей она имела привычку перед каждым балом призывать его к себе, благословлять, осматривать и давать наставления. В зале, освещенной только одной лампой, Мими с Катенькой ходила взад и вперед, а Любочка сидела за роялем и твердила второй концерт Фильда, любимую пьесу maman.
Никогда ни в ком не встречал я такого фамильного сходства, как между сестрой и матушкой. Сходство это заключалось не в лице, не в сложении, но в чем-то неуловимом: в руках, в манере ходить, в особенности в голосе и в некоторых выражениях.
Когда Любочка сердилась и говорила: «целый век не пускают», это слово целый век, которое имела тоже привычку говорить maman, она выговаривала так, что, казалось, слышал ее, как-то протяжно: це-е-лый век; но необыкновеннее всего было это сходство в игре ее на фортепьяно и во всех приемах при этом: она так же оправляла платье, так же поворачивала листы левой рукой сверху, так же с досады кулаком била по клавишам, когда долго не удавался трудный пассаж, и говорила: «ах, бог мой!
